26 февраля ушел из жизни Степан Шкурат (1886-1973), который, по мнению режиссера Александра Довженко, идеально подходил для ролей украинского крестьянина.
Сразу надо заметить, что дарование у Шкурата было нутряное, он нигде актерскому ремеслу не учился, а мог в профессии всё.
Путь в искусство Шкурату затруднило батрачье происхождение. Он работал каменщиком, ставил печи, а на досуге участвовал в самодеятельности. В 1910 его пригласили в Роменский народный музыкально-драматический театр. При этом основную работу печника Шкурат не бросал до старости.
На поверхность актера вытащил режиссер и скульптор Иван Кавалеридзе. Позже он вспоминал:
«Это было в 1918 году. Я по своему проекту устанавливал памятник великому Кобзарю в Ромнах. Тут работало несколько каменщиков, которые сооружали постамент. Среди них я заприметил мужчину красивого телосложения, медленных, но каких-то разумных движений, с яркими, выразительными глазами. Но главное, что покорило меня в этом человеке, - был голос - глубокий и густой, сильный и многокрасочный. Это был Шкурат».
Надо же такому случится: в 1920-ых Кавалеридзе возглавил народный театр в Ромнах, где и столкнулся со Шкуратом.
Шкурат начал играть много и разнообразно. Выходил как в национальных спектаклях по Шевченко «Гайдамаки» и «Невольник», так и в костюмных постановках типа «Разбойников» Шиллера.
В 1928 году Кавалеридзе решил заняться кино и дал возможность дебютировать Шкурату в постановке «Ливень» (опять же экранизации шевченковских «Гайдамаков»).
Тогда же Степана заметил Довженко, поручив ему роль отца главного героя – убитого кулаками колхозника – в драме «Земля» (1930). На съемках Шкурат показал такое проникновение в образ, что все диву давались. Сцену похорон провел на рыдающем нерве, его долго не могли успокоить.
Довженко занял Шкурата в следующей постановке «Иван» (1932). Шкурат опять играл отца главного героя, но уже не такого положительного, - персонаж Степана был любителем бить баклуши, лентяем не без обаяния.
Полностью отрицательный образ изменника Родины создал Шкурат в «Аэрограде» (1935), а закончил довженковский период, ролью старого партизана в фильме «Щорс» (1939).
Однако, не у Довженко запомнил Степана народ, а в «Чапаеве», где тот сыграл казака с фразой «Брат Митька помирает, ухи просит».
А Шкурат опять начал сотрудничать с Кавалеридзе. Тот увлекался украинским напевами прошлых веков, перенеся на экран оперы «Наталка Полтавка» (1936) и «Запорожец за Дунаем» (1937). «Запорожец за Дунаем» был оперным фильмом, Шкурат взял ускоренный курс у консерваторских педагогов и спел любо-дорого.
Все-таки большим талантом одарила его природа.
Тридцатые годы стали для Шкурата высшей точкой кинокарьеры. Такое впечатление, что он сам не желал ее развивать, то и дело, стремясь умчаться со съемок домой, в Ромны. Отчасти, это было обусловлено большой семьей. С женой Степан прижил тринадцать детей. Отсюда же невозможность переехать в другой город, хотя Шкурата звали десятки театров. А он все кладкой печей занимался.
Да и снимать Шкурата стало некому. Началась война, Довженко перешел в документальное кино, а Кавалеридзе принялся сотрудничать с немцами, заняв в оккупированном Киеве отдел искусств городской управы. Украинская интеллигенция любит порассуждать о недопониманиях, которые сопровождали ухабистый путь Кавалеридзе, о сносе памятников его, но вот как вам служба немцам, за которую Кавалеридзе никакого наказания не понес. Ах да, снимать до 1959 года не давали. Ай-ай, гады какие! Что бывало с другими и за меньшие проступки думаю рассказывать не надо.
Снова на экран Шкурат вернулся в 1951 году небольшой ролью в байопике «Тарас Шевченко».
В 1961 сыграл у Кавалеридзе в фильме «Гулящая», с участием молодой Людмилы Гурченко.
Самая заметная его роль последних лет – Явтух в экранизации «Вия» (1967).
В 1972 году умерла жена. Ее смерть подкосила актера. Он взял привычку отдаляться от сыновей и внуков на берег реки, где и подхватил воспаление легких, пережив возлюбленную всего на полгода.
Фильмы его остались.
Свежие комментарии