1 апреля ушла из жизни Агния Барто (1901-1981), может быть, главная для советского школьника поэтесса ("ОН ОЧЕНЬ ЦЕНИЛ МОИ СТИХИ". КАК АГНИЯ БАРТО ПРЕДАВАЛА КОРНЕЯ ЧУКОВСКОГО).
Главная в том плане, что книжки Барто лежали во всех библиотеках, ее стихи занимали весомое место в хрестоматиях а-ля «Родная речь».
Мне Барто была по барабану, я вообще индифферентно относился к попыткам взрослых теть и дядь отобразить школьный быт. Может быть только Носову в «Витя Малеев в школе и дома» удалось сделать это в каких-то моментах узнаваемо, а потуги Алексина с Баруздиным наводили зевоту.
Я любил приключения, сказки, а реализма хватало на школьных уроках литературы.
Сейчас готов признать, что Барто в описаниях жизни советского ребенка местами хороша. Возникла мысль описать насколько, но возникла только вчера, а у Барто трехтомное собрание сочинений.
Буду читать потихоньку.
Пока же поделюсь мыслями по поводу цикла «Игрушки», тем паче с него и надо начинать разговор об этой поэтессе, ибо знакомство ребенка с Барто с этого цикла начиналось.
Цикл представляет собой емкое описание детских игрушек (СОВЕТСКИЕ ИГРУШКИ: СКУЧНЫЕ И ОПАСНАЯ).
Про бычка с доской и Таню с мячиком я говорить не буду, это наиболее абстрактные стихи цикла.
Если не брать Таню с бычком, самое зачитанное стихотворение сентиментальное про мишку:
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.
Все равно его не брошу -
Потому что он хороший.
Стихотворение задает моральный вектор, учит воспринимать мишку, как живое существо, заботиться о нем, не бросать, все дела.
Ну, наверное, так оно и надо, только в детстве меня это не больно интересовало. Я носился с книжками, их берег, лелеял и холил, а вот игрушки ломал без сожаления. Любимым моим развлечением была игра в «Аварию», при которой я спускал машинку со ступенек лестницы, пока она не ломалась. Игры с заводным луноходом в итоге закончились тем, что луноход шагнул со стола об пол. Мой напор не выдерживали даже крепковыточенные деревянные матрешки, я их умудрялся заиграть в щепки.
Насчет одушевления мягких игрушек… Как-то отец поймал меня на дачной дороге, когда я подкидывал вверх игрушечного кота, стремясь, чтобы он застрял в высоковольтных проводах.
Такого же плана стишок Барто про зайку, - не бросайте, мол.
Зайку бросила хозяйка -
Под дождем остался зайка.
Со скамейки слезть не мог,
Весь до ниточки промок.
Только раз меня пронзила мысль о расставании с игрушкой: «Как же так?» Пожалел я пианино. Пианино было синего цвета и его название «Звенигород» казалось сказочным. Долгим летним вечером, когда по телевизору прогнозом погоды завершалась программа «Время», бабушка убирала звук и я, под ее одобрение, долбил на пианино пальцем «кинозарисовку». И вот лето кончалось, переезжали в город, пианино предлагалось оставить на даче. Боясь, что зимой оно замерзнет, я решил пианино закопать. Игрушечному совку земля на поддавалась. Поймали меня в тот момент, когда я пер из сарая штыковую лопату. Было обещано, что пианино заберут в город. Не помню, забрали ли, потеряв к инструменту интерес.
Допустим, другие дети жалеют зайков и мишек, спят с ними в обнимку, с ложечки кормят. Просто не моя история.
Стихотворение про лошадку тоже не про меня и, как я подозреваю, не про большинство детей.
Я люблю свою лошадку,
Причешу ей шёрстку гладко,
Гребешком приглажу хвостик
И верхом поеду в гости.
Ерунда здесь в абстрактных «гостях». Если ребенок времен Брежнева залезал на лошадь, то чтобы ехать рубиться с беляками или фашистами, а после просмотра «Ильи Муромца», - врагами Земли Русской. Может, у девочек была другая история, но, во-первых, лошадка все же мужская игрушка, а во-вторых и девочки, как мне кажется, залезали на коня, чтобы ехать не в «гости», а к царевичу Елисею или в магазин.
Лажа, на мой взгляд, наблюдается и в стихотворении про самолет:
Самолёт построим сами,
Понесёмся над лесами.
Понесёмся над лесами,
А потом вернёмся к маме.
К какой маме? Зачем? Для рифмы здесь мама. Во время игры в самолет думается о ком угодно, но не о маме.
Наиболее близко к тогдашним моим ощущениям стихотворение про кораблик:
Матросская шапка,
Верёвка в руке,
Тяну я кораблик
По быстрой реке.
И скачут лягушки
За мной по пятам,
И просят меня:
-Прокати, капитан!
Вот это одушевление природы мне нравилось. Я не воспринимал живыми плюшевых симпатяг, но имел дело с живой белкой, что повадилась к нам в дачный сад на ореховое дерево; совой, которая прилетала из леса, ухать по ночам; пойманной рыбой; верил, что грибы живые и от человека прячутся, почему и надо их искать. И мысль, что за моей игрой наблюдают посторонние лягушки, тоже во мне присутствовала. Взрослые не понимали, почему иногда я начинал дурачиться, нарочито громко разговаривать, а мне просто приходила в голову мысль, что я играю в кино и надо вести себя активнее, дабы «фильм про меня» был интересным.
Таковы мои взрослые впечатления от цикла Барто.
Мы будем о ней еще разговаривать.
Свежие комментарии